Хочу поблагодарить автора за Христову любовь к отцу Николаю, стремление правдиво отразить его старческое дарование, направленное на служение Богу и человеку.
Отец Николай подражал своей жизнью святителю Николаю. Тот, в отличие от других вселенских учителей, не оставил после себя никаких богословских трудов, но прославил Господа делами милосердия, и известен миру как скорый помощник. Так и отец Николай делами любви Христовой утешал приходящих к нему, как говорится в одном из акафистов Божией Матери: "не отыде от лика Моего не утешен". Делами любви он и стал известен во всем мире. Отец Николай, как опытный регент, мог умело задавать тон не только в церковном пении, но и тон новой жизни покаяния. Своим словом краткого мудрого наставления он изменял жизнь человека, т. е. духовно, во Христе, перерождал душу. Так некогда Спаситель, беседуя с самарянкой, сказал: Правду ты сказала, что у тебя нет мужа, ибо у тебя было пять мужей, и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе (Ин. 4, 18). Этими словами Господь затронул ее сокровенное больное место, ее грех, тем самым открыв ей глубину покаяния. Господи! Вижу, что Ты пророк (Ин. 4, 19), — воскликнула она. Именно ей Спаситель впервые объявил о том, что Он Христос-Мессия. Благодать коснулась ее сердца, и нам известен ее дальнейший путь, плоды ее покаяния, ее веры — она стала мученицей Фотинией.
Точно также и отец Николай кратким наставлением мог коснуться человеческого сердца, проникнуть в самые его глубины, открыть мешающий видеть Христа грех и коренным образом изменить жизнь, обратить ее к Богу. Господь сказал в Евангелии: Больший из вас да будет вам слуга (Мф. 23, 11). И отец Николай был для всех всем, был для всех слугой ради Христа…
За его жертвенную любовь, подобную той, о которой учил св. апостол Иоанн Богослов, говоря: дети, любите друг друга, за его смирение, долготерпение да увенчает его Господь венцом правды во Царствии Своем — Царствии Правды, в селениях святых Своих. Аминь.
Архимандрит Гермоген (Муртазов)
Островом Православия называли небольшой, едва различимый и на крупномасштабной карте, остров Залита, омываемый водами Псковского озера. Сюда, на эту крохотную часть суши, долгие годы корабли и лодки перевозчиков доставляли паломников со всего православного мира. Маршрут никогда не менялся: большая земля — остров — домик протоиерея Николая Гурьянова… Но именно здесь, в келье, собственно и начинался остров Православия, начинался с него, залитского старца отца Николая. Он и являлся этим благодатным островом; островом, незыблемо стоящим средь бушующего житейского моря; островом и одновременно кораблем, идущим самым удобоспасаемым маршрутом к блаженной вечности. "Привяжи твою обремененную ладью к кораблю твоих отцов, — учил некогда преподобный Варсонофий Великий, — и они управят тебя к Иисусу, имеющему власть даровать тебе смирение, силу, разум, венец и веселие". Блажен, кто это сделал…
1 Святость зовет, святость привлекает к себе — народ откликается, не утратил еще этот драгоценный Божий дар. "Судите русский народ не по тем мерзостям, которые он так часто делает, — писал знаток русской души Федор Михайлович Достоевский, — а по тем великим и святым вещам, по которым он и в самой мерзости своей постоянно воздыхает… Судите наш народ не по тому, чем он есть, а по тому, чем желал бы стать". Не это ли желание заставляло — и сегодня заставляет! — русского человека хотя бы раз в жизни бросить все, закинуть за спину котомку и отправиться за сотни, а то и тысячи верст, чтобы поклониться Киево-Печерским преподобным, помолиться у мощей Сергия Радонежского, Иова Почаевского, Нила Столбенского? Смиренно испрашивать молитв у какой-нибудь неизвестной миру Матронушки, Любушки, искать благословения и совета в кельях у старцев о. Симеона, о. Кирилла, о. Николая…
"Драгоценные мои, вы счастливцы, что с Господом", — радостно возглашал батюшка всем приходящим к нему и словно призывал всех взойти на корабль спасения и немедля тронуться в путь. "Помоги вам, Господи", — укреплял он немощных и малодушных. И молитвы его творили чудеса… Великую тайну открыл однажды преподобный Силуан Афонский: "Мир стоит молитвою, а когда ослабеет молитва, тогда мир погибнет". Если бы мир прислушался и осознал, что жив еще только благодаря великой силе молитвы святых подвижников, духоносных старцев, таких, как приснопоминаемый отец Николай; если бы вдруг поверил в это, скольких бы трагедий и бед избежал? Увы, ему не до того. На любовь святых он, в лучшем случае, отвечает молчанием, пользуясь тем, что та не ищет своего, но побуждает сердце богоносца к непрестанной молитве за мир, которая, по слову прп. Силуана, и "приходит только от любви"
Святейший Патриарх Алексий II назвал протоиерея Николая Гурьянова одним из столпов русского старчества, отметив, что отец Николай имел не только огромный жизненный опыт, но и неистощимую любовь к людям; что, несмотря на свой преклонный возраст, отец Николай старался каждому приходящему к нему сказать ободряющее слово, духовно укрепить скорбящих. Весть кончине быстро разнеслась по всей России, и во многих храмах стали возносить молитвы о упокоении души новопреставленного раба Божия протоиерея Николая.
"Уход такого человека — невосполнимая потеря не только для родных и близких, но и для всех его духовных чад, — сказал Святейший Патриарх. — По-человечески жаль, что в нынешней жизни более не будет возможности обратиться к отцу Николаю за советом, за духовной поддержкой".
Блажен путь, воньже идеши душе…
Не всякий просящий может получить то,
чего желает, но тот, кто делами приобрел
право просить с дерзновением
Свт. Григорий Нисский
Весть о кончине блаженной памяти протоиерея Николая Гурьянова к нам запоздала. Отчего-то вышло так, что Москвы и Санкт-Петербурга достигла она много раньше, чем находящегося в нескольких десятках километров от острова Залита поселка Старый Изборск, где и находились мы в тот момент. На воскресной литургии в храме Рождества Пресвятой Богородицы мы слышали как поминает настоятель отец Алексий о здравии болящего протоиерея Николая , и сами присовокупляли свои молитвы к прошениям священника, а в это же время в другом храме, Никольском, на острове Залита, о почившем старце служились панихиды… Что ж, подобное, увы, с нами происходит нередко: и вести запаздывают, и мы не поспеваем в срок туда, куда очень хотелось бы успеть. Все так, но чувство досады все равно оставалось. Почему столь поспешно проводили дорогого батюшку в последний путь, почему не отложили хотя бы на несколько дней, чтобы успели добраться до о. Залита все, кто хотел быть на погребении? Кто теперь ответит?
2 Слава Богу, просмотрел видеокассету Псковской ГТРК и словно побывал на похоронах старца. Не знаю, удалось ли верно почувствовать царящую тогда на острове атмосферу? Первое, что вспомнилось — слова Ильина: "Быть русским — значит созерцать Россию в Божьем луче". Да, словно в Божьем луче… Заупокойная служба, десятки священников в светлых облачениях, теплые, проникновенные слова архиепископа Евсевия у тела почившего: "Своими молитвами, безупречной жизнью отец Николай стяжал себе большие духовные дары, приобрел искреннюю любовь народа. Ему всегда были присущи терпение, смирение, желание помочь и обратить к покаянию, никто не был им отторгнут, не понят или не утешен. Отец Николай будет для нас всегда примером истинного пастыря, каждый сохранит в сердце его отеческие наставления, советы. И сейчас, когда отец Николай предстоит пред Господом, помолимся об упокоении его души, о даровании ему Царствия Небесного…". Последнее целование… Редкие удары колокола… Звук от каждого удара повисает над островом, а потом, вытесняемый следующим за ним, уплывает прочь скорбным вестником вселенной… Гроб трижды обносят вокруг храма. Плотный человеческий поток (да, вопреки всему собралось немало людей), словно самое озеро выплеснулось на улицы острова. Множество сосредоточенных, самоуглубленных и оттого необыкновенно привлекательных лиц, подкупающих достоверностью переживаемого чувства, — прощания с самым, быть может, дорогим человеком, — лиц по-детски чистых, просветленных близостью небесного, вечного. Отброшены неудобоносимые бремена апостасийной действительности. Где вы, химеры мира? Нет вас…
3 В такие мгновения невольно проникаешься мыслью, что народ действительно дитя, нуждающееся лишь в одном Отце — Небесном, и увлекаемое к горнему земными пастырями, такими, как отец Николай…
Нет, химеры мира все же пытались пробиться и ко гробу старца. Несколько часов длилось ожидание прибытия некиих влиятельных лиц из Москвы; они, наконец, появились и своим присутствием "благословили" окончание чина погребения. А в это время многие "из простых" находились в пути или только собирались в дорогу, но их никто не ждал: главные прибыли…
Впрочем, о последнем я размышлял позже, когда в "Русском вестнике" познакомился со статьей келейницы почившего старца, м. Николаей. "Небесный Ангел" — так называлась статья (а позднее и брошюра ). Что ж, подумал, достойное именование для батюшки Николая… Однако по прочтении, почувствовал некоторое душевное смятение. Многое в тексте вызывало отторжение: неряшливое обращение с языковыми средствами, неумеренная восторженность тона, экзальтация, свойственная скорей экстатическим переживаниям католиков, нежели православному опыту агиографии. Посмертные "чудеса", чрезмерное количество эпитетов, восхваляющих добродетели старца — все это виделось неким искусственным оправданием святости батюшки и выпадало из контекста его жизни, которая сама по себе и есть великое чудо. Святость отца Николая столь очевидна, что не нуждается в подобных оправданиях (тем более в придуманных чудесах). Его кротости и смирению не требовались восхваления при жизни, не нужны они и теперь, после смерти, ибо противоречат высоте его духовного совершенства. Батюшка часто говаривал: "Где просто, там Ангелов со сто…" . Он искал простоты, достиг ее, достоин ее и его святость невозможно вместить в конструкцию из фантазий и экстатических видений. Прискорбно, что туман ложного духовного опыта пытается окутать светлый образ старца и вещать его голосом…
4 "Батюшка твердо ждал "наших", как он называл прибывших из Москвы отцов и мирян" , — читаю и всматриваюсь в движение лиц на экране. Где эти "наши"? Как отличить их от всех прочих? Не выходит. Сейчас все дышат одним духом, и батюшка незримо обнимает всех и благословляет всех, теперь уж небесным благословением… Увы, знаю, это лишь "остановившееся мгновение". Скоро мир возьмет свое и рассечет на части единство стада гильотиной "суровой правды жизни": кто-то перелетит водную гладь до материка на белом скутере и умчится вдаль на дорогом автомобиле ("наши"?) ; кто-то потащится на утлой лодченке, испуганно вздрагивая от кашля старенького мотора, а дальше — на автобусе, перекладных, Бог весь на чем… Все это понятно и привычно — миру свойственно разделять нас и тем властвовать, но чтобы батюшка… Нет, не верю, чтобы стали вдруг для него "не нашими" все те, кто спешил к нему зимой по льду, в мороз и вьюгу, кто весной обходил полыньи, прыгал со льдины на льдину… много лет… Нет…
Похоронная процессия движется к месту последнего упокоения старца. Впереди — пожилой мужчина. Он несет крест, бережно прижимая его обеими руками к груди. Это раб Божий Василий — давнее духовное чадо батюшки Николая…
5 Некогда старец благословил Василия на строительство храма в честь пророка Божия Илии в Островском районе. Места там глухие, разоренные лихолетьями и настолько отдаленные от каких-либо денежных потоков, что местным крестьянам самим впору идти по миру с кружкой для пожертвований, однако батюшка, благословляя, успокоил: "Построите с Божией помощью". Здесь уместнее поставить многоточие, в котором и удачи и неудачи, и радость и отчаяние… Иногда бывало слишком тяжело, невыносимо. В такие моменты Василий приезжал на остров Залита. Батюшка ласково улыбался, утешал и повторял: " С Божией помощью построите ". Василий успокаивался и исполнялся верой: будет!
Так и вышло. Теперь храм почти построен. Почти… Увы, но три года назад, когда батюшка занемог, калитка его дворика навсегда затворилась для Василия. Эта преграда оказалась непреодолимой и для него, и для всех, кто не вписался в представления ближайшего окружения отца Николая о "наших" ("своих"?)…
Вспоминается мне рассказы Василия о поездках к батюшке в те благословенные времена, когда "пускали"... Словно жемчужины, доставал Василий из шкатулки памяти события и факты, бережно перебирал, будто боялся уронить. Чувствовалось, что это у него самое дорогое, самое заветное… "А ведь батюшка называл меня Васильюшка, — он украдкой вытирал слезу и добавлял: — меня так больше никто не называл". Удивительно, в отличие от многих, он не возмущался тем, что не пускали, смиренно стоял у калитки и, вспоминая батюшкину улыбку , улыбался сам…
Васильюшки, Зинаидушки, Мариюшки…, многие годы вы были рядом с батюшкой и все это время он называл вас "дорогие мои". Не верьте, что однажды хоть что-то изменилось: и не имея возможности видеть вас, батюшка по-прежнему называл вас также, молился за вас, вспоминая каждое дорогое ему имечко и теперь не оставит в своем предстательстве у Престола Божия…
Тщетно искал я в статье м. Николаи строчки о самом важном. Есть ли для стоящего на пороге смерти христианина что-то более насущное, нежели причащение Святых Христовых Тайн? Да нет же! Забота об этом и есть главное свидетельство любви окружающих к отходящему в вечность. Читаю про поклоны, молитвы, каноны, а о последнем напутствии — ни слова. Об этом не пишет — потому что не о чем писать. Думаю над этим и не нахожу слов… До храма от дома батюшки Николая едва ли будет сто метров…
Отец Николай очень любил цветы. Когда был помоложе, выращивал их в горшочках, и стояли те повсюду на подоконниках и столах, свидетельствуя своим совершенством о вечном Божием попечении о тварном мире, благоуханием напоминая о неповторимых красотах Царствия Небесного. С годами горшочки с цветами исчезли: не стало у старца сил обихаживать их. Но все утраченное с лихвой восполнилось в день похорон: столько прекрасных цветов на острове не видели никогда. Впрочем, что они по сравнению с теми, небесными, что окружают батюшку сейчас, когда затворились за ним двери смерти. Помните?
Прошёл мой век, как день вчерашний,
Как дым промчалась жизнь моя,
И двери смерти страшно тяжки,
Уж недалеки от меня.
Наверное каждый, бывавший у батюшки, слышал это четверостишие. Почему старец считал важным говорить всем именно эти, столь незамысловатые слова? Безыскусные, непритязательные… да… но стоит лишь задержаться на них мыслью, задуматься и открывается их великая тайна. Можно сказать тысячи проповедей, написать тысячи статей, но вся их мудрость вдруг удивительным образом уместится в одно лишь безхитростное четверостишие. Воистину, "где просто, там Ангелов со сто…".
"Прошёл мой век, как день вчерашний, Как дым промчалась жизнь моя", — если пропитаешься горьковатым, но целительным соком этих строк, поймешь, не можешь не понять, что вся манящая прелесть мира, его необъятность, сулящие возможность обладания ими сокровища его, его слава и гордость — иллюзия, обман. Обладать ими или просто мыслить об этом — разница невеликая: ведь все это одинаково длится "миг". А "двери смерти страшно тяжки" всегда недалеки и всегда неизбежны. Но самое главное — это не конец пути, это "двери", а за ними вечность… Совсем не случайно четверостишие напоминает собой лесенку, где каждая последующая строчка короче предыдущей: сказал одну и поднялся ступенькой выше… Впрочем, известное дело, по лестнице можно и спускаться вниз, потому-то двери могут быть "страшно тяжки".
Так просто, но… так безмерно глубоко, духовная мудрость научала не ведущую истины "юность". Блажен, кто имел уши услышать. Последнее, увы, как непросто. Мир сознательно отторгает духовную мудрость: своя неправота дороже. Что ж, говорит, "если бы молодость знала, если бы старость могла", вздыхает и натягивает на глаза пелену неведения. "Ничего там нет!" …
Однако "пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов". Нам важнее не забыть про те двери, которые для нас все еще "страшно тяжки". А батюшка… для него наступил уже новый век, осиянный небесным светом, и лишь в памяти нашей остались его последние слова извинения:
Вы простите, вы простите,
Род и ближний человек,
Меня грешнаго помяните,
Отхожу от вас навек…
Но вернемся к первому четверостишию. О чем-то еще хотел сказать нам батюшка. Услышали ли мы, "род и ближний человек"? Вспоминаю события трехлетней давности. Май 1999 года, девяностолетие батюшки… На острове большая группа гостей во главе с Владыкой Евсевием. У домика о. Николая шумное многоголосие: возглашают многолетие. Поздравления, цветы… Батюшка дважды уже пропел свое "Прошёл мой век, как день вчерашний…". Владыка благословляет старца иконой Воскресения Христова, а батюшка вдруг склоняется к нему и шепчет на ухо: "Скорби замучили". В голосе же слезы и та самая скорбь, про которую и открывает архипастырю. (А кому еще, как не Ангелу Церкви?) Никто не слышит, и лишь видеокамера безстрастно все фиксирует. В проеме двери с застывшей на устах улыбкой стоит келейница м. Николая… Так что, "страшно тяжки" — это быть может не только о нас, но и о себе, о своих последних днях, месяцах, годах… Скорби замучили… но не победили, ибо "таковы души святых: для исправления других они жертвуют и собственной безопасностью". Скорби же, как учит святитель Тихон Задонский, возводят к совершенству…
6 Подвиг старческого служения отца Николая невозможно рассматривать вне контекста святоотеческих представлений о святости. Посмотрим, как блистательно рассуждает прп Симеон Новый Богослов (†1032) о мерах служения святых народу Божию. "Все святые, — пишет этот великий духовный писатель и богослов, — воистину члены Христа Бога и как члены — сочетаются с Ним и соединены с Телом Его так, что Христос есть глава, а все от начала до последнего дня святые — члены Его. И все они в совокупности составляют единое Тело... Иные из них состоят в чине рук, творящих дела до сих пор, исполняя волю Его, претворяя недостойных в достойных и представляя их Ему. Иные — в чине плеч Тела Христова носят тяготы друг друга или, возложив на себя найденную погибшую овцу, блуждавшую в горах и пропастях, приносят ее ко Христу и так Исполняют Его закон. Иные — в чине груди источают для жаждущих и алчущих правды Божией чистейшую воду премудрости и разума, то есть научают их Слову Божию и преподают им истинный хлеб, который вкушают святые Ангелы, то есть истинное богословие, как наперсники Христовы, возлюбленные Им. Иные — в чине сердца, которые любовью вмещают всех людей, приемлют внутрь себя дух спасения и служат хранилищем неизреченных и сокровенных таин Христовых. Иные — в чине чресл порождают божественные помышления, имеют силу таинственного богословия и сеют семя благочестия словом своего учения в сердцах людей. Иные, наконец, — в чине костей и ног являют мужество и терпение в искушениях, подобно Иову, и неподвижно стоят в добре, не уклоняются от налегающей тяжести, но охотно принимают ее и бодро несут до конца. Таким-то образом стройно составляется Тело Церкви Христовой из всех от века святых Его и бывает целым и всесовершенным, да будут едиными все сыны Божии, написанные на Небесах".
Собственно никакие пояснения не требуются. Невозможно отрицать, что служение батюшки возымело силу всех проименованных чинов Тела Христова. Все было: и обращение "недостойных в достойных", и чистейшая вода премудрости "для жаждущих и алчущих правды Божией", и сеяние семян благочестия, и "дух спасения", и личное "мужество и терпение в искушениях" Было! Наверное, это знак последних времен, когда одному нужно уметь и успеть все; хотя бы кому-то нужно пламенеть так, чтобы мы все, "как свеча, приобщились Божественному свету"
Путь к совершенству
Так жили Святые, ибо Дух Божий учит душу молиться за людей
Прп. Силуан Афонский
Весной 1999 года мне довелось помогать иеромонаху Паисию (Гидрашу) в составлении книги об отце Николае "Напоминаю вам…" К сожалению, книжка получилась небольшой. Возможно отец Паисий планировал ее дополнить в последующих изданиях, но при жизни батюшки этого так и не произошло . Теперь же это и вовсе затруднительно. Поэтому, помещая ниже краткое жизнеописание отца Николая, я вынужден пользоваться текстом книги "Напоминаю вам…" (первое издание), внося некоторые коррективы и дополнения.
7 Отец Николай Алексеевич Гурьянов родился 24 мая 1909 года в селе Чудские Заходы Гдовского уезда, Ремдской волости, С.-Петербургской губернии в благочестивой семье Гурьяновых. Принял святое Крещение в Михаило-Архангельском храме с. Кобылье городище. С детства прислуживал в алтаре. Любовь к храму и к церковному пению была присуща всем членам их семьи: его отец Алексей Иванович был регентом церковного хора; старший брат, Михаил Алексеевич Гурьянов — профессором, преподавателем С.-Петербургской консерватории; средние братья, Петр и Анатолий, также обладали музыкальными способностями, но о них осталось мало известий. Все трое братьев погибли на войне. Батюшка так вспоминал об этом: "Отец у меня умер в четырнадцатом году. Осталось нас четверо мальчиков. Братья мои защищали Отечество и от фашисткой пули, как видно, не вернулись… Благодарите Отца Небесного, мы живем теперь, у нас все есть: и хлеб и сахар, и труд и отдых. Я стараюсь вносить в Фонд Мира ту копеечку, которая помогает избавиться от этих военных действий… Война ведь пожирает молодые жизни. Не успел человек открыть дверь в жизнь — уже уходить…"
Существует предание, что о. Николай побывал на о. Залита (в ту пору Талабске) еще в отроческом возрасте. Рассказывают, что примерно в 1920 году настоятель храма Архангела Михаила, в котором отрок Николай работал алтарником, взял мальчика с собой в губернский центр. Добирались водным путем и на острове Талабск пристали отдохнуть. Пользуясь случаем, решили посетить подвизающегося на острове блаженного. Звали того Михаилом. Был он болящим, всю жизнь носил на теле тяжелые вериги и почитался как прозорливец. Говорят, что блаженный дал священнику маленькую просфору, а Николаю — большую и сказал: "Гостек наш приехал", предсказав ему таким образом будущее многолетнее служение на острове…
В 20-е годы их приход посетил Митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин (будущий священномученик). Отец Николай так рассказывает об этом событии: «Я мальчишкой совсем еще был. Владыка служил, а я посох ему держал. Потом он меня обнял, поцеловал и говорит: “Какой ты счастливый, что с Господом...”».
До 1929 года о. Николай служил псаломщиком в Свято-Никольском храме с. Ремда Середкинского района Ленинградской (теперь Псковской) области.
В конце 20-х годов он окончил Гатчинский педагогический техникум и первый курс педагогического института в Ленинграде , затем учительствовал в Тоснинском районе Ленинградской области.
В тридцатые годы о. Николай прошел тернистым путем всех исповедников и новомучеников Российских: он был арестован и прошел этапы, лагеря. Несколько лет провел в ссылке в Сыктывкаре, где во время работы сильно повредил ногу. В период этих тяжких испытаний батюшка встречал много подвижников, истинных светильников веры Православной, пример которых во многом определил путь его дальнейшего служения Богу и Его Церкви, недаром новомученик Российский архиепископ Илларион (Троицкий) подчеркивал, что заключение — безценная школа добродетелей.
Начало пастырского служения о. Николая Гурьянова совпало с тяжелыми испытаниями для нашего народа — Великой Отечественной войной. В начале войны, оказавшись на территории оккупированной немцами, о. Николай был перемещен в Прибалтику. Здесь, в Рижском кафедральном соборе, 8 февраля 1942 года он был рукоположен в сан диакона Митрополитом Сергием (Воскресенским), а 15 февраля 1942 года святитель Сергий рукоположил о. Николая Гурьянова в сан иерея. В этом же году о. Николай окончил богословские курсы, которые возглавлял Митрополит Мануил (Лещинский).
Вскоре отец Николай был направлен в г. Ригу, где до 28 апреля 1942 года служил священником в Свято-Троицком женском монастыре. Оттуда, по указу Митрополита Сергия, был переведен в г. Вильнюс, где исправлял должность уставщика богослужений в Свято-Духовском монастыре до 16 мая 1943 года. С 1943 по 1954 гг. о. Николай Гурьянов является настоятелем храма свт. Николая в с. Гегобрасты Паневежского благочиния Литовской ССР.
Фактов о служения отца Николая в те годы сохранилось немного, один из них — автобиография, написанная его рукой.
Автобиография
8 Я, Гурьянов Николай Алексеевич, родился 24 мая 1909 года в бывшей Петербургской губернии Гдовского уезда, Ремедской волости и крещен в Свято-Михаило-Архангельском храме Кобылья Городищенского прихода.
Еще в дошкольном (как помню) возрасте, я горячо привязался к Церкви Божией, служителям Ея и эта любовь во мне осталась на всю жизнь. Я с раннего возраста принимаю активное участие в делах Дома Божия. А именно: в родном храме прислуживаю в Св. Алтаре, читаю, пою на клиросе, вместе с батюшкой прихода хожу по домам и пою молебны.
В Ремде, Середкинского р-на, 1929 года я исполняю должность псаломщика при Свято-Никольском Храме, затем работаю на производстве и заканчиваю среднюю школу.
Под Ленинградом в Тоснянском районе учительствую, на этой работе застает война 1941 г. и оккупация.
15 февраля 1942 г. принимаю святое Рукоположение в сан иерея и в городе Вильнюсе поступаю в Духовную Семинарию. В июле м-це 1943 г. из Вильно перехожу на приход Гегобрасты Поневежеского благочиния; а в 1951 году кончаю Д. Семинарию на Заочном Секторе при Ленинградской Д. Академии и там же продолжаю повышать Богословские знания на втором курсе Духовной Академии.
Протоиерей Н. Гурьянов
Правящий Архиерей характеризовал отца Николая как высокодуховного пастыря, ответственно и благоговейно относящегося к своим священническим обязанностям, пользующегося доверием и любовью паствы. Вот некоторые фрагменты из этой характеристики (от 15 октября 1958 г.), подписанной Архиепископом Виленским и Литовским Алексием :
"Это, без сомнения, незаурядный священник. Хотя приход его был малочислен и бедный (около 150 человек прихожан), но благоустроен так, что может быть показательным примером для многих…
В личной своей жизни — безукоризненного поведения. Это пастырь — подвижник и молитвенник. Целибат . Приходу отдавал всю свою душу, все свои силы, свои знания, все сердце и за это всегда был любим не только своими прихожанами, но и всеми, кто лишь только ближе соприкасался с этим добрым пастырем".
9 О его высочайшем пастырском достоинстве свидетельствуют и церковные награды, полученные им в те годы: в 1952 г. — золотой наперсный крест, и сан протоиерея в 1956 г. по указу Святейшего Патриарха Алексия.
Долгие годы верным спутником и помощником в пастырских трудах и в повседневных заботах для отца Николая была его мать — Екатерина Стефановна.
Верная раба Божия, матушка Екатерина, сумела привить свою беззаветную любовь ко Господу своему сыну. Храм, молитва Богу, Божией Матери, святым Божиим, и особенно ко своей святой небесной покровительнице великомуч. Екатерине, были главными занятиями ее жизни. Почила о Господе матушка Екатерина Стефановна 23 мая 1969 г. и похоронена на кладбище, напротив батюшкиного дома.
Настает важный для о. Николая 1958 год.
"Боголюбивый Батюшка, о. Владимир! — пишет отец Николай неизвестному нам адресату. — Если о. Иоанн не тронулся из Залита, то пусть он с Богом сидит там зиму, а я себе буду сидеть у себя в Гегобрастах до весенних теплых, светлых, долгих дней, вполне соответствующих моему переезду и переезду о. Иоанна. А если же о. Иоанна перевод и переезд неминуем и состоится этой осенью, то нужно нашу передвижку уложить пока не совсем короткие дни и сухая погода. С любовию о Господе к Вам — о. Н."
Перевод состоялся осенью. По указу Владыки Иоанна (Разумова) от 21 октября 1958 года отец Николай назначен настоятелем храма свт. Николая на острове Залита Псковского района. Уже в день Покрова Пресвятой Богородицы о. Николай служит первую литургию. Здесь пройдут последующие сорок четыре года его жизни и пастырского служения. Здесь он станет тем, кем знаем мы его сегодня — батюшкой Николаем, старцем с о. Залит…
С первых дней служения батюшка благоукрашает свой храм. В нем появляются новые иконы и другие святыни, периодически производится необходимый ремонт придельного храма в честь иконы Божией Матери Одигитрия.
10 Есть в храме свт. Николая почитаемый чудотворный образ Божией Матери «Благодатное небо», имеющий второе название «Смоленская», празднуемый в день Смоленской иконы Божией Матери 28 июля. В тяжелые смутные времена с этой св. иконы была похищена серебряная риза, и о. Николай сразу, как приехал на остров, постарался одеть Матерь Божию в подобающую Ей Царскую Порфиру. В этом помогли духовные чада батюшки, которых у него всегда было много. Игуменья Тавифа из Свято-Духовского женского монастыря в г. Вильнюсе взяла благословение и начала шить ризу Богоматери на голубом бархате. Сколько слез радости и боли сопровождали эту работу матушки-игуменьи знает, наверное, только Хозяйка ризы. В 1960 году, после 2-х летнего труда, риза, наконец, была одета на эту св. икону Заступницы нашей Усердной, Пресвятой Богородицы. И поныне этот св. образ радует и подает духовное утешение всем с верою к нему притекающим.
В этом же году блаженная игуменья Тавифа почила о Господе от тяжелого долговременного недуга, а сестры ее обители вскоре в видении увидели свою игуменью и услышали, что матушка Тавифа на пути прохождения мытарств была сопровождаема Матерью Божией.
11 В 1988 году протоиерей Николай был награжден митрой и правом служения с открытыми Царскими Вратами до пения “Херувимской”, а в 1992 году, по указу Святейшего Патриарха Алексия II, — до пения “Отче наш”.
"Вам нет и часа выходных, — говорили отцу Николаю, — зачем вы так утруждаете себя, вы ведь пожилой человек?". Он же отвечал: "Я и лежать буду, все равно паломников буду принимать". Жители острова поражались его трудолюбию. "Кладбище наше выращено на плечах батюшки", — рассказывает матушка Нила (Тимофеева Н.Т.). А вот слова самого отца Николая, сказанные в 1988 году: "Я и сейчас труд люблю. Я всегда говорю: труд облагораживает человека. В Священном Писании сказано: трудящийся да яст. А в современном: кто не работает, тот не ест… Бога я люблю, с Богом и до моря можно… Труженики наши люди-рыбаки… Бывает в непогоду, в ненастье.. волны… бури… а они все это несут и творят доброе дело… — рыбку добывают… Молимся, просим, чтобы Господь помог миру избавиться от страшного недуга и военных действий. Старички умирают, а молодые не держатся, уходят, да и редко посещают храм Божий, кто остался из молодых…" .
"Когда батюшка приехал, — делится своими воспоминаниями духовное чадо старца Валентина Алексеевна, — на острове не было ни одного деревца. Он поедет в Почаев, привезет липы, из Киева — каштаны, в Тарту дали жасмин, откуда-то достал саженцы яблонь. Глядя на него, и мы стали около домов яблони сажать. В жару берет два ведра и бегом на озеро за водой. Нас-то всех подымет: "Идем, Валюшка, и твои яблоньки пить хотят". Все уж спешим гуськом с ведрами к озеру, а он все бегом, бегом, скорее всех. Забежит — выльет, и опять в свою череду. Все бегом, с шутками, как усидишь? Так и засадили остров. А уж кладбище-то он сам. Как батюшка приехал, так и остров изменился".
Остров изменялся не только внешне, но и внутренне, духовно. С любовью и терпением учил отец Николай, что главное не здесь и не сейчас, а там, в будущей жизни, и каждая маленькая победа над собой, над суетными греховными обычаями мира — это шаг к этой блаженной будущей жизни. Аннушка, духовное чадо батюшки, собралась в город к врачу. С собой, как знак благодарности, взяла бутылку шампанского. Батюшка догнал на пристани, закричал: "Разбей, Аннушка, много тебе грехов простится…"
Как-то пришли к батюшке два молодых мужчины, обоих Николаями звали. Исповедались, причастились и собрались на материк, в город. Батюшка им: "Никуда не уезжайте, утонете!" Не послушались, поехали. Лодка перевернулась, и оба утонули. "Почему так с ними произошло? — спрашивают батюшку. — Вот Николай (это об одном из погибших) единственный сын у отца с матерью. Сколько ж родителям печали будет?" А батюшка: "Они готовились, они молились, они постились, они исповедались, они причастились, они очистились — будут теперь в Царствие Небесном. А если бы еще пожили, только Бог знает, что с ними бы еще стало. Мы здесь временно, всего лишь в гостях, а там — блаженная вечность!"
12 Однажды батюшка рассказал одному из своих гостей занимательную, но, одновременно, и поучительную историю. О том как покаялся кот Липа. Дело же вышло такое. Кот тогда был еще совсем молодым, падким на шалости и, конечно же, до охоты. Пташек во двор залетало много. Липа как-то изловчился и поймал одну прямо налету. Долго раздумывать не стал: съел и дело с концом. Батюшка к происшедшему отнесся серьезно, обстоятельно разъяснил провинившемуся животному в чем его неправота и наказал наперед больше так не поступать. Кот жмурился, виновато кивал головой, словно прощения просил — каялся. К слову сказать, не лицемерно: с тех пор ни одной пташки Божией Липа не обидел — рыбкой обходился. И более того, когда некая доверчивая пенка свила во дворе гнездо, да так низко, что вызвала соблазн у соседских котов, Липа самоотверженно встал на защиту и ее самой, и потомства. В обиду новых соседей не дал. Такое достойное похвалы послушание! Вот вам и безсловесная тварь!
12-1 Долгие годы к маленькому батюшкиному домику нескончаемым потоком со всех городов и весей изливалась река православных паломников . В любое время года — и в мороз, и в ненастье. Там, на большой земле, кипел водоворот житейских страстей, возникали политические и экономические кризисы, приходили и уходили в небытие парламенты и правительства, а здесь решались одни и те же всегда неизменные вопросы: “Как спастись и наследовать блаженную вечность? Как примириться с Богом и ближними? В чем смысл и какова цель наших болезней, бед и скорбей?” Можно было прожить жизнь и не добиться ответа, не понять самых простых вещей, или приехать сюда, тихо постоять у калиточки и вдруг увидеть просветленный батюшкин лик, испытать радость сопричастия с тайной Царствия Небесного, которая кажется и была сокрыта за маленькой деревянной дверью его скромного домика-кельи...
13 Дверь открывалась и на крылечко выходил батюшка. Все замолкали и впитывали исходящий от него чистый умиротворяющий свет... Сам дворик — словно иллюстрация к первым главам книги “Бытия”, где бытописатель повествует о Рае: каштаны, кипарисы, множество голубей на их ветвях (вообще, часто ли увидишь голубей на деревьях?), сидящих плотно друг к дружке, как куры на насесте; теснились голуби и на скате крыши над крыльцом, и на земле, тут же воробьи, непременные в деревне куры, а буквально между ними прогуливалась кошка и собачонка. Наверное это и были мир и благорастворение воздухов, о которых мы просим в молитве... Простые слова, которые мы часто говорим друг другу, в батюшкиных устах приобретали подлинную свою силу. “Помоги вам Господи”, — говорил он, и что-то тут же происходило, менялось в жизни. Верно Господь, приклонив ухо Свое с небес, слышал каждое батюшкино слово и, по молитвам старца, простирал божественную десницу Свою для помощи нуждающимся...
Батюшку спрашивали:
— К Вам за Вашу жизнь приходили тысячи людей, Вы всматривались внимательно в их души. Скажите, что Вас больше всего безпокоит в душах современных людей — какой грех, какая страсть? Что для нас сейчас наиболее опасно?
о. Николай:
— Безверие. Это страшно.
— Даже у христиан?
— Да, даже, у православных христиан. Кому Церковь не Мать, тому Бог не Отец.
— Батюшка, что бы Вы хотели сказать всем православным христианам о спасении?
— Верующий человек, он должен любвеобильно относиться ко всему, что его окружает. Любвеобильно!
В Канаде в пустынном месте провинции Саскачеван, на берегу лесного озера по благословению отца Николая поднимается скит . Из небытия, на одном энтузиазме… и вере немногочисленных членов духовного братства во имя святых Царственных мучеников. Поднимается вопреки "здравому" смыслу, но с явными признаками чудесной помощи Божией, призванной благословением далекого залитского старца…
В последние годы отец Николай говорил очень мало, наставления его были коротки и односложны, , — воистину, "не обилие слов умоляет Бога, но душа чистая и являющая добрые дела" , — главное его делание скрылось от внешнего взора во "внутреннюю келию", где и творилось великое таинство молитвы. Это стало естественным завершением всего жизненного подвига батюшки, благоухающим плодом его подвижничества, ибо, как говорит свт. Игнатий Брянчанинов, если будем сеять семена молитвы, не истончив плоти, то вместо правды принесем плод греха... Красота же души, высвобожденная победой над плотским естеством способна сотворить чудо, ибо "когда она возгласит угодное Ему (Богу), то получает все"
Что открылось миру в благословенном "молчании" молитвы старца? Немногое. Предостережения о гибели подводных лодок, землетрясениях — то, чего по неведомым Божиим судам избежать уже было нельзя, но безусловно осталось тайной то, чего мир избежал. Сколь гнева преложил на милость Всемогущий Судия по молитвам отца Николая, какие наказания до времени отложил? Едва ли кто даст ответ. Но достоверно одно: мы не вправе сомневаться в благодатной, преображающей и спасающей мир силе молитвы залитского старца. «Ты, может быть, скажешь, что теперь нет таких монахов (старцев, И.И.), которые молились бы за весь мир? — вопрошает прп. Силуан Афонский и отвечает: — А я тебе скажу, что когда не будет на земле молитвенников, то мир кончится, пойдут великие бедствия; они уже и теперь есть». Да, они есть и день ото дня множатся. Мир распадается, пожиная последствия грехов и беззаконий, которые, тем не менее, в изобилии продолжает порождать и если пока еще держится на плаву, то только благодаря созидающей и содержащей плоть бытия силе молитв святых, живущих любовью Христовою. "Ради неведомых миру святых, — утверждает архимандрит Софроний (Сахаров), — изменяется течение исторических и даже космических событий, и потому каждый святой есть явление космического характера, значение которого выходит за пределы земной истории в мир вечности. Святые — соль земли; они — смысл ее бытия; они тот плод, ради которого она хранится. А когда земля перестанет рождать святых, тогда отнимется от нее сила, удерживающая мир от катастрофы. Каждый святой, как Антоний, Арсений, Николай, Ефрем, Сергий, Серафим и им подобные, составляют драгоценнейшее вечное достояние всего мира, хотя мир и не хочет знать об этом и часто убивает пророков своих…"
После смерти отца Николая местные жители неоднократно замечали, что голуби вдруг покидали свое насиженное место во дворике, слетались к могиле старца и ходили вокруг нее. Там же, у места упокоения своего хозяина, часами неподвижно сидел кот Липа; его уносили домой, но он возвращался. Многие видели, что кот плакал…
Сороковины
Праведность — самые быстрые крылья, возносящие от земли на Небо
Прп. Ефрем Сирин
Утро в день батюшкиных сороковин выдалось холодное и ветреное. Накануне по озеру объявили штормовое предупреждение, тем не менее ожидалось прибытие большого количества паломников. С вечера мы перезванивались со знакомыми, договариваясь на счет мест в лодке. Обещали оставить. Выехали пораньше, еще затемно (я, супруга и две дочери). Дорогой безпрестанно пели "Милосердия двери отверзи нам…", понимая, что без помощи свыше до острова легко не доберемся. Так и получилось: на пристани в д. Малая Толба уже собралось множество людей. По обочинам дороги, и где только возможно, в плотную друг к дружке парковались машины и автобусы, так что мы едва нашли место для стоянки. А на причал и вовсе было не взойти. Наши надежды на обещанные места рухнули. Видели, как отчалил от пристани первый маленький катер "Прогресс", увозя на борту Владыку; как отчаянно что-то кричал хозяин большой деревянной лодки, пытаясь как-то упорядочить посадку пассажиров, но люди спешили сесть все разом, боясь не успеть, остаться не удел здесь на большой земле… Вот уже и вторая деревянная лодка, загруженная под завязку, отвалила от причала, но людей на нем словно и не убыло. Мы переживали… и не только мы: у самого берега какой-то невезучий мужичек-лодочник безуспешно пытался запустить мотор своего "Прогресса". На него уже перестали обращать внимание, когда вдруг наконец-то заладилось: мотор прокашлялся и заурчал. Мужик, видно еще не веря в удачу, медленно поднял голову и вопросительно взглянул на предполагаемых пассажиров, тех, кто стоял ближе к нему. Он лишь начал делать это, а мы уже кричали: "Нас, Нас! Мы!" На наш голос двинулась целая толпа, но мы уже спрыгивали в тесный, перечеркнутый досками-сиденьями прямоугольник… "Только четверо!", — пытался внести разумную ясность в загрузку лодочник, но вслед за нами проскользнули еще две женщины. "Утонем", — предупредил лодочник, но очевидно совершив нехитрый математический расчет оплаты за доставку, согласно махнул рукой. Лодка угрожающе просела, но двинулась и достаточно быстро заскользила вперед по протокам сквозь камышовые коридоры. Вскоре мы обошли два деревянных баркаса и выскочили на озерные просторы. Сразу же обрушились порывы ледяного ветра. Лодка мячиком запрыгала на коротких, но злых волнах. Верхний кормовой срез так приближался к кромке воды, что казалось вот-вот сравняется с ним и зачерпнет. "Предупреждал же, что утонем!", — причитал лодочник. Не следовало, наверное, ему этого говорить, если только он не хотел испытать нас на прочность… Нет, за борт мы прыгать не стали, хотя потоки холодной воды заливали и сверху, и с боков: не до того было — мы отчаянно голосили "Милосердия двери отверзи нам…"; прежде пели степенно, а в озере — в голос. Женщины на корме тоже что-то кричали из молитвослова, который в четыре руки держали перед собой. Остров приближался медленно, но с каждым словом молитвы все отчетливей проступали силуэты домов, деревьев, шпиль колокольни и купол Свято-Никольского храма…У берега лодочник разом повеселел и даже утешил нас: "Говорил же, что доплывем, — сказал наставительно и строго, — а вы боялись!". Мы облегченно перевели дух: слава Богу...
14 Ноги сами несут на кладбище. Народу еще немного: основной поток паломников мы опередили. У знакомой калиточки несколько человек; смотрю и не понимаю: зачем они стоят, ведь батюшки там уже нет? Лишь позже узнаю: пускают в келью (всех!). Но мы спешим к могилке… Цветы, цветы… все утопает в цветах, так что почти не видно земли…по южной, чтобы не задуло, стороне могилы выставлены свечи; кто-то застыл, опустившись на колени и склонив голову долу. Прикладываемся к деревянному кресту, целуем землю на могиле, молимся, как умеем, просим у батюшки прощения и его святых молитв… Молчим… Подтягиваются несколько священников (это прибыли большие деревянные лодки) и тут же начинают служить панихиду. Мы подпеваем в нужных местах. И уже не так зябко, и ветер не такой безжалостный и холодный. Наша панихида закончена, но подоспела новая череда священнослужителей. Разжигают кадила и собираются служить — так будет весь день…
Мы встали в очередь у калиточки в батюшкин дворик. В келью запускали по четыре человека. Пошли и мы… У крылечка сидел кот Липа (тот самый, что так безутешно скорбел по хозяину и не хотел покидать могилу), изможденный и совершенно безучастный к движению мимо него людей… Голубей во дворике значительно поубавилось, верно и вправду переселились поближе к могилке. (А "отделение" охраны осталось в полной составе. Для кого?) С волнением переступили порог, миновали сени, переднюю комнату, совсем крохотную. В ней кухонный стол, покрытый голубой скатертью, самовар и чайные приборы; иконы прямо на столе и на стенах: Спасителя, Страшного Суда, св. прав. Иоанна Кронштадтского, царственных мучеников и др. В задней комнате, спаленке, по правую руку — батюшкина кровать, на ней поручи, к ним с благоговением прикладываются. Прямо, закрывая окно, две большие вытканные иконы: Божией Матери Казанской и Святителя Николая, перед ними аналой, на котором крест и Евангелие — новенькие, словно только из "Софрино". Прошло лишь сорок дней, но казалось, что батюшки здесь нет давным-давно; все ему принадлежащее убрано и заменено на новое, похожее, но не его… Помню, что пытался прогнать этот помысел (наш ли еси…), тем более, что принял из рук благочестивых отроковиц подарок: книгу "Небесный Ангел!", принял с благоговением и надеждой, как добрую память, а вышло — как камень преткновения… 15
В храме в это время совершалась Божественная литургия. Возглавлял богослужение архиепископ Евсевий. Молящихся собралось столько, что нам с младшей дочерью едва удалось подойти к Святой Чаше. Создавалось впечатление, что причащались все присутствующие. Я уже знал: многие приехали на остров загодя, за два-три дня, так что было время поговеть и приготовиться. После отпуста все потянулись на улицу и вливались в ряды процессии, двинувшейся с пением "Святый Боже" на кладбище. Всякое действо, в котором участвует столько людей, столько духовенства, да еще во главе с архиереем, приобретает особую торжественность. Да, так и было: чувствовались и важность момента, и его острота; и хотя обыденное, суетное вилось где-то рядом, пытаясь путать и отвлекать мысли, но главное не оставляло: понимание, что миновали сорок дней, что батюшка уже окончательно перешагнул за порог всего земного, тленного и впереди только небесное, вечное. Теперь лишь молитвенная память будет связывать нас, его о нас предстательство, в котором, верю, он не оставит…
Думается, очень важными были слова архиепископа Евсевия, сказанные после завершения общей панихиды. Владыка предостерег тех, кои прикрываясь духовным авторитетом старца, самочинно возвещают о святости тех или иных лиц, объявляют не санкционированные священноначалием посты. Своеволие и самочиние, отметил Владыка, которые опережают соборные решения Церкви, идут во вред Православию… Рядом со мной две пожилые женщины тут же обменялись мнениями. "Будем мы его слушать", — прошептала одна. "Нам слова батюшки важнее", — поддакнула другая. На меня словно пахнуло читанными недавно газетными статьями. Там ведь, по сути, те же слова и призывы, но плюс многотиражный масштаб, т.е. десятки тысяч людей, подобно этим старушкам, введенных в заблуждение. Что это, недомыслие? Не сознательный же путь к нестроениям и смутам? А дальше что? Раскол? Страшно об этом и думать. Грех раскола, как известно, не смывается даже мученичеством. Можно ли все это связывать с именем батюшки? Да нет же! Дух старчества, которым пронизана жизнь отца Николая, не может увлечь к столь пагубным заблуждениям. Вспомним завещание прп. Варсонофия Оптинского: "Только не идите войной на епископский сан, а то вас накажет Сама Царица Небесная" Но убоятся ли те, кто эксплуатируют доброе имя отца Николая, авторитет его святости? Хотелось бы надеяться…
Чтобы избавиться от невеселых размышлений, расспрашивал паломников и местных жителей о встречах со старцем, чудесной помощи по его молитвам и предстательству. Услышал десятки необыкновенных историй. Каждое — это событие, чудо, достойное отдельного разговора, отдельной книги. Вот некоторые из них.
Рассказывает игумен Роман, батюшка необыкновенной простоты; глаза у него доверчивые и по-детски чистые.
Однажды приехали на остров, зашли в сторожку, что напротив храма, к алтарнице матушке Анастасии (ныне покойной). Поинтересовались, где сейчас батюшка? "Посидите трошки, чай сам придет", — успокоила та. И тут открылась дверь и вошел батюшка.
— Да хранит вас милосердие Божие, — сказал, весело улыбаясь и благословляя нас. Усадил он нас по правую и левую стороны от себя и начал мирно с нами беседовать. Во время этой трогательной и задушевной беседы разрешались многие наши вопросы. Нам уж показалось, что все вопросы исчерпаны и пора бы отпустить трудолюбца-старца для встреч с другими паломниками. Вдруг о. Николай обращается к моему соседу и говорит:
— Вот ты сейчас пойдешь, сядешь в ракету, опустишь руку в карман и найдешь там записку с вопросами, которые написал своей рукой дома и позабыл их разрешить.
Мужчина всплеснул руками, хлопнул себя по лбу и достал действительно забытую в кармане записку. Позже, со слезами на глазах, он благодарил батюшку, разрешившего все его вопросы.
И это часто случается с теми, кто стремится побеседовать с дорогим батюшкой. Лишь увидишь его, и невидимое благодатное облако покроет тебя, так что вдруг разом покажутся незначительными или даже забудутся все вопросы, с которыми сюда ехал. Да, пребывание у батюшки проходит на одном дыхании любви. Невольно вспоминаешь слова апостола Петра, сказанные им в момент Преображения Господа на горе Фавор: «Господи, как нам с Тобой хорошо!
А вот еще случай. В 1976 году скончался старчик Михаил, чудный псковский блаженный. Его отпевали в Никольском храме в Любятово, здесь же на кладбище и похоронили. Место для вечного упокоения старец указал загодя сам: так как он очень любил матушку монахиню Тавифу, то просил рядом с ней его и положить.
Но прошло немного времени, и родственникам матушки Тавифы отчего-то вознегодовали: не понравилось им, что рядом с ней положили еще кого-то. Они даже решили выкопать гроб старчика и перезахоронить в другом месте. Узнали об этом и дети старчика…
Больше всех переживала Екатерина, дочь блаженного Михаила. Она решила поехать к отцу Николаю Гурьянову на остров Залита, чтобы тот духовно поддержал и помолился за отца. На острове первым делом она пошла в храм. К ее счастью, шла служба. Екатерина сразу почему-то расплакалась навзрыд. Нина Тимофеевна (ныне монахиня Нила), услышав плач, сошла с клироса и, увидев Катю, спросила:
— Что случилось?
— Папу хотят вырыть из могилы и захоронить в другом месте!
И вдруг, словно легкокрылый ангел, выходит из алтаря отец Николай и, благословляя Екатерину большим крестом, говорит:
— Не плачь, роднушечка, никто твоего папу не выроет! Будь спокойна.
Катя отстояла всю службу, а затем и панихиду, на которой слышала, как батюшка поминал имя ее папы. По окончании панихиды, батюшка вынес из алтаря просфору, благословил ею Екатерину и еще раз наказал не плакать: все будет как надо! Радостная отбыла она с острова и направилась прямо на могилу отца. К удивлению, застала там много людей — родственников матушки Тавифы. Екатерину успокоили и даже стали просить прощения. Оказывается, они одумались и решили все оставить как есть. Так по сей день и лежат рядом на любятовском кладбище блаженный Михаил и матушка Тафифа... Чудны дела Твои, Господи! Вот что может молитва старца!
