Отец мой был моряком, окончил в Кронштадте курсы красных командиров подводного плавания, служил на Балтийском флоте. В 1930 году в составе 25-тысячников был направлен на коллективизацию в Демянский район. В деревне Вотолино создавал колхоз, названный «Ответ интервентам». Женился, в 1931 году родился сын Иван, в 33-м — я.
В 1937-м отца снова призвали на флот. Он стал помощником начальника Северо-Западного пароходства.
Жили мы в Ленинграде, но летом нас, детей, отправляли в Вотолино к бабушке и деду. Уехали мы и в мае сорок первого... Мама осталась в Ленинграде, а отца направили на полуостров Ханко, где он занимался эвакуацией торпедных катеров и погиб в ноябре 1941 года.
концлагерь в Крестах
За виадуком у Вокзальной улицы начинается Крестовское шоссе. В конце его, по соседству с бывшим кинотеатром «Молодежный», в 1964 была установлена облицованная мрамором четырехметровая стела в память жертв фашизма. Чрезвычайно трудно осмыслить то, что происходило на этом месте в черные дни гитлеровской оккупации. «Здесь, - значится на плите, - в фашистском лагере, были замучены и погибли советские воины, 65 тысяч. Преклони колено перед тем, кто никогда не преклонялся перед врагом. 1941-1944». Автор памятника Эльза Штольцер.
Как я узнал уже взрослым, немецкая группировка под Шимском была окружена нашими войсками: 11-й армией генерал-майора В.И. Морозова и 27-й — генерал-майора Н.Э. Берзавина. В демянском «котле» остались более 200 тысяч немцев из 16-й армии генерала Буша и 23 тысячи гражданского населения. Наша деревня оказалась в прифронтовой зоне.
Первый залп «катюш» был, как известно, дан под Оршей, а второй — под Демянском. Три машины стояли в деревне Воздухи, где находился штаб танковой дивизии И. Д. Черняховского. Они дали несколько залпов по деревне Монаково, там располагался штаб немецкого корпуса. Линия фронта отодвинулась на 20 километров к западу, и в декабре 1941 года штаб корпуса переехал в Вотолино.
У нас в доме разместилась охрана, а сам штаб — через дорогу. Начали укреплять наш подвал и обнаружили дедов сундук, в котором хранилась собранная отцом политическая литература, портреты Карла Маркса и Ленина. 26-го декабря деда забрали в комендатуру, а нас выгнали из дома. Собирались расстрелять, но вступились сосед Куропаткин, служивший переводчиком, и староста Владимир Антонович Ефимов.
концлагерь в Песках
У черехинского железнодорожного переезда на шоссе Санкт-Петербург – Киев проходит улица Советской Армии. На полпути к городу от нее отходит дорога, ведущая к местечку Пески, где находится братское захоронение жертв фашистской оккупации.
Раньше в этом месте не было строений, на сотни метров вокруг лежал песок. Здесь, в отдалении от города в июле 1941 года, гитлеровцы устроили концлагерь и уничтожили огромное количество людей – военнопленных и гражданских.
Расстрел заменили концлагерем. Всем четверым нашили на одежду красные треугольники (семья коммуниста) и отправили в Демянск. Вначале мы находились за колючей проволокой в шалашах из прессованного сена вместе с военнопленными, взятыми на Северо-Западном фронте. Потом гражданских перевели в помещение городской бани, а в феврале повезли в Старую Руссу. Перевозимые в крытых вагонах погибли — вагоны оказались душегубками.
В старорусской тюрьме мы находились до апреля. Однажды под вечер нас в открытых машинах привезли на станцию, где мы провели ночь. Здесь раз давали эрзац-кофе. Наш мудрый дед не пил его и нам не давал. Выпившие же «кофе» к утру умерли.
Шталага-372 ул.Юбилейная
Концентрационный лагерь в Песках был расформирован в конце 1943 года. Небольшую часть оставшихся в живых узников оккупанты перевели на территорию бывшего военного городка на Завеличье, где в старых конюшнях содержались как военнопленные, так и гражданские заключенные. В этом концлагере под названием Шталаг-372 (позднее Дулаг-376) количество одновременно находившихся заключенных доходило до 100 тысяч человек. Просторные помещения никогда не отапливались, полураздетые узники в зимнее время погибали от мороза, умирали от истощения.
За городом Дно железная дорога была разбита. Нас высадили в Стругах Красных, поселили в скотном дворе у речки. Взрослых гоняли на ремонт железной дороги, детей и стариков — перебирать брюкву в колхозных буртах. Конвоировали нас автоматчики с собаками. Откормленные сильные собаки, натренированные на детский плач, сбивали заплакавшего с ног и терзали его. Так случилось однажды с братом. Но бабушка Анастасия Максимовна упала на Ивана, вмяла его в снег и тем спасла.
Переводчиком здесь был некто Пенко — высокий щеголеватый человек, постоянно ходивший с резиновым хлыстом. Он часто пускал его в ход, и мне не раз доставалось по голове, но спасала шапка-ушанка. Потом Пенко отправили на фронт и поговаривали, что его убили.
концлагерь у школы №7 Ольгинская набережная
Многие военнопленные пали жертвой варварских «медицинских» экспериментов гитлеровцев в лазарете, расположенном на территории нынешней областной больницы и прилегающей к ней территории. В «лазарете» размещалось одновременно около 1000 человек. Содержались в неотапливаемых помещениях прямо на голом полу. Питание заключенные получали один раз в 2-3 дня, никаких медикаментов в «лазарете» не имелось. У этого фашистского учреждения было совсем другое назначение: здесь на людях опробовались различные яды.
Кормили нас мороженой брюквой и картошкой без соли. Один из охранников, Эрик Ник, принес нам пластмассовую коробочку с красноватой калийной солью. Мы промывали ее, но горький привкус оставался.
Среди узников расплодились вши. Немцы провели санобработку и отделили детей в специальный блок. Тут неожиданно нас стали хорошо кормить: молоком, мясным супом с настоящим хлебом и шоколадом. Загадка разрешилась, когда у нас стали брать кровь для немецкого госпиталя, размещавшегося в бывшей школе.
Кровь брали каждую неделю и, несмотря на хорошее питание, мы слабели.
салотопка
На месте массовых расстрелов в послевоенные годы установлен памятный знак. На мемориальной доске надпись: «Здесь на месте салотопенного и кожевенного заводов, в годы Великой Отечественной войны с 1941 по 1944 гг. были расстреляны и замучены фашистами 2 тысячи 500 человек советских военнопленных и мирных граждан»
Так продолжалось до начала 1943 года, пока наша авиация не разбомбила госпиталь. Нас выгнали из блока, сделали дезинфекцию и поместили туда выживших раненых.
Нас на фурах, запряженных четверками лошадей, отвезли в деревню Посадницы, где снова брали кровь. Но вспыхнула эпидемия сыпного тифа, почти все заболели, и наше подневольное донорство кончилось. Выздоровевших вернули родным.
Летом 1943 года я наколол ногу ржавой проволокой, нога воспалилась, немецкий хирург определил гангрену и назначил на ампутацию. Бабушка бросилась к другому врачу, чеху по национальности. Он взялся меня лечить: делал уколы пенициллина, промывал рану риванолом, и я поправился.
В стругокрасненском лагере запомнилась казнь троих партизан, на которую согнали всех узников. Приговоренные стояли на танкетках под березами с петлями на шее. Танкетки отъехали — казненные повисли. Их велели не снимать, но дед с местным жителем Плюшковым все же решились. Ночью повешенных охраняли полицаи, и деду прострелили ногу.
С партизанами и их семьями немцы расправлялись очень жестоко. В деревне Добрый Бор жила старушка Костиха, сын которой воевал в партизанском отряде. Эсэсовцы подвезли огнеметы и дали залп. Дом вспыхнул, в огне погибла и хозяйка.
Пришла весна 1944 года. Стремительно наступала Красная Армия. В апреле немцы стали отступать, угоняя с собой жителей. Факельщики обходили деревню и поджигали дома. Дед сумел увести нас за околицу и спрятать в пунях с мякиной.
Вскоре появилась наша разведгруппа в маскхалатах. Немцы открыли минометный огонь, и несколько разведчиков пострадали. Бойцы угостили нас с братом мороженым хлебом и дали чайник — принести раненым воды.
Речка Синюха начиналась от родника, протекавшего под косогором. На холме стояла часовня. Только мы спустились к роднику, как по нам открыли стрельбу, пробили чайник. Разведчики забросали часовню гранатами, она рухнула.
После освобождения нас, всех четверых, положили в госпиталь с дистрофией, у деда к тому же не заживала раненая нога. Поправившись, мы вернулись в свое Вотолино. Бомба попала во двор, но дом не полностью разрушила. Осенью вернулась из эвакуации мать, но в Ленинград мы больше не поехали, остались в деревне.
Мы с братом пошли в школу. На весь класс был один букварь, чернила варили из свеклы. Закончив в Вотолине семилетку, в 8—10-м классе ездили в Демянск. Я поступал в медучилище, но не прошел медкомиссию: рост мой был тогда всего 1 м 48 см.
Пошел работать, подрос. Жизнь постепенно налаживалась, но пережитое в войну осталось в памяти навечно.
Источник: За блокадным кольцом : воспоминания / – СПб.: ИПК «Вести», 2007.с. 75-77. автор: В.И. Грачев, составитель И.А. Иванова. и др.
